Геройство через коллективное принуждение
В главе «Коллектив» мы обобщили всё, что вскрылось в последующих главах о соотношении официальной и фактической иерархии воинских подразделений, а равно и об истоке формирования дедовщины. Все эти вопросы касаются в наибольшей степени формы коллективной жизни, голого социального каркаса, но никак не её содержания. Дело в том, что суть коллектива не только в голых формах, она ещё и имеет определённую эпохой содержательную часть, некий смысл существования коллектива. Поясню, что имеется в виду.
Как уже говорилось выше, официальная иерархия введена в коллектив не просто так, она призвана поддерживать в нём уставной порядок, принуждать к самоотверженному труду в интересах армии или к боевым действиям. То есть вносить в коллектив то, что ему вроде бы не нужно, но что нужно власти в лице официальной иерархии. Сам по себе коллектив в чистом виде стремится только выживать, улучшать свой уровень жизни, общаться по интересам, его членам проще попытаться уклониться от работы и обучения (заняться любимым всеми бойцами «сачкованием»), чем добровольно взваливать на себя дополнительный груз. Поэтому любые попытки навязать коллективу дополнительные навыки или работу встречаются в штыки. Они обременительны для членов коллектива, требуют от них усилий, в том числе и совместных, которых коллектив добровольно прилагать не желает. С точки зрения глубинных особенностей коллективной жизни весь смысл введения в армейские подразделения официальной иерархии состоит в преодолении косности коллектива.
Официальная иерархия призвана не только принуждать к труду и к порядку, но ещё и воспитывать, обучать членов коллектива. Так, офицеры должны обучать солдат воинскому ремеслу, помогать совершенствовать боевые навыки, прививать любовь к Родине, стараться привносить во внутренний мир солдат осмысленность службы, стремление выполнять порученное дело хорошо. И в этом отношении офицеры сталкиваются с таким же противодействием коллектива, как и в случае с работой и боевыми действиями.
Мы здесь не будем говорить о том, насколько эффективно офицеры справляются с возложенными на них задачами. Можно констатировать, что степень такой эффективности в наше время достаточно высока. Но. Она обязана своей успешностью не столько воспитательной и образовательной составляющим, сколько банальной дедовщине и примитивной дрессировке на тупое выполнение приказов. Всё осмысленное лежит в плоскости дедовщины, когда одни терпят в ожидании, когда они станут ходить королями, а другие упиваются своим «заслуженным» высоким положением старослужащих. А такое осмысленное недалеко уходит от самой формы организации, то есть содержательно в наше время коллективу абсолютно безразлично, какие приказы выполнять, у него нет никакой осмысленной цели существования. Конечно, это обеспечивает до некоторого предела эффективность армии, особенно в случае с выполнением ею локальных операций, но при глобальной войне подобного состояния воинских коллективов оказывается недостаточно.
Право так говорить мне даёт исторический опыт Советского Союза. В начале Великой Отечественной войны советские войска были охвачены паникой и сдавались целыми армиями. Особенно интересно было то, что в принявшем решение сдаться подразделении всех нежелающих сдаваться попросту избивали или застреливали свои же «товарищи по оружию» (15). Происходило это потому, что те шли против воли решившего сдаться воинского коллектива, оказываясь при этом на положении белых ворон, с которыми у коллектива разговор короткий (как мы помним по другим главам данной книги). И это происходило в СССР, который на протяжении последних нескольких предвоенных лет готовился к войне! В СССР, люди которого из руин поднимали страну, были чуть ли не поголовно вовлечены в идущие в стране глобальные процессы строительства нового общества! В СССР, где люди были одержимы коммунистическими идеалами в огромной массе своей и настроены глубоко патриотично по отношению к своей стране! В армии подобный настрой всемерно старались усиливать офицеры и политработники, прилагая к этому титанические усилия. Соответственно, советские воинские коллективы имели перед современными неоспоримое преимущество в степени сознательности. И даже они, несмотря на высокий уровень осознанности службы, поддались паническим настроениям. Что же говорить о современной армии, буде случится не маленькая Чечня, а большая мировая война, где хорошо подготовленный агрессор вторгнется на нашу территорию, предложив войскам сдаться? Лично для меня результат очевиден, несмотря на весь мой патриотический настрой.
На позицию воинских коллективов в то время немалое влияние оказали негативные черты менталитета русских, которые незыблемы и поныне. Это и холопское преклонение перед статусом официальных и, в особенности, фактических лидеров (а офицеры паниковали в то время не меньше солдат, что стало определяющим фактором). Это и зависимость русских от решения коллектива. Наконец, это небольшая степень самоорганизации, когда любое ослабление давления со стороны внешней организующей силы (государства или поддерживаемого им коллектива) приводит к тому, что наши расползаются как тараканы по своим щелям, и монолитное единство сменяется полной атомизацией (посмотрите, много ли ваши соседи по многоквартирному дому делают для общего имущества дома добровольно?). Некоторые отдельные факты героического противостояния фашистам в первые месяцы войны скорее подтверждают данные выводы, так как на единичных отклонениях лучше всего видна социальная закономерность (о чём неоднократно говорилось в предыдущих главах).
Чем же на все эти недостатки сознательности коллективов и менталитета ответил Сталин? Здесь нужно понимать, что любое воздействие на человека в армии и любая попытка власти ввести в жизнь армии что-то новое – это, прежде всего, воздействие не на одного человека, а на коллектив. Поэтому, чтобы дать понять человеку, что предательство – это плохо, или что каждый человек – личность, и требуется гуманное к нему отношение, офицерам приходится вдалбливать эту «новую» истину не только и не столько каждому бойцу в отдельности, сколько всему коллективу в целом. Важно не мнение и желание каждого бойца в отдельности, а привнесение этой истины в число действующих в коллективе внутренних правил его поведения, которые уже навязываются каждому члену коллектива в отдельности самим коллективом. Так, полководцы прошлого очень часто при кровопролитном захвате города, чтобы остановить массовые изнасилования женщин озлобленными сопротивлением войсками, банально вешали нескольких особо «отличившихся» солдат в присутствии большого количества их боевых товарищей и доводили (зачитывали, в том числе через офицеров) своё распоряжение о недопустимости насилия и грабежа до каждого воинского подразделения и солдата в нём.
Сталин здесь поступил вполне адекватно такого рода практике, только, с учётом масштаба происходящих событий, его ответ был несравненно масштабней. Во-первых, ВСЕ сдающиеся в плен, вне зависимости от численности, были объявлены предателями. Во-вторых, были созданы заградотряды НКВД, которые были призваны отлавливать бегущих из боя паникёров и дезертиров. В-третьих, был выпущен соответствующий приказ по войскам, общеизвестный как «Ни шагу назад!» и доведён до каждого подразделения, офицера и солдата. Наконец, в-четвёртых, особый эффект имел расстрел всего высшего командования Западного фронта за поражения в начале войны, что показало готовность призывать к ответу вне зависимости от социального положения. По этим каналам мы видим полную идентичность действий сталинского командования с его историческими предшественниками, за исключением масштаба. Но и масштаб идущей войны был несравненно больше, в неё были вовлечены ресурсы и люди всей объединённой фашистами Европы и всё многомиллионное население СССР, не говоря уже о невиданной доселе численности сражающихся армий.
По другому каналу было развёрнуто привитие офицерам и воинским коллективам высокой степени СОЗНАТЕЛЬНОСТИ ведения военных действий. Каждый боец должен был понять, что победа любой ценой для него необходима, а поражение граничит с личной гибелью. Данную работу официальной иерархии сильно облегчало то обстоятельство, что война шла на нашей исконно русской территории, родной каждому бойцу. За противодействие противнику играл феномен, который в предыдущих главах был обозначен как «Дом»: эта святая святых солдата оказалась в опасности, и каждый боец воспринял такую опасность чрезвычайно близко к сердцу, как могущую произойти в любой момент личную трагедию. В результате его оказалось достаточно лишь немного «подтолкнуть» идеологическими примерами героической борьбы соотечественников, личным примером офицеров и в меньшей степени разъяснительными беседами офицеров и политруков, чтобы он осознал необходимость сражаться до конца. Огромный вклад в просвещение личного состава внесли факты, однозначно говорящие о стремлении высшей власти в стране идти до конца, о чём свидетельствовали объявление Сталина главнокомандующим и создание им Верховной Ставки Главнокомандования, памятный военный парад на Красной площади, а также решение Сталина остался в Москве, невзирая на угрозу её захвата. На высшие эшелоны власти и командования армией оказало влияние и стремление высшей власти наладить экономическую базу сопротивления агрессору – достопамятный грандиозный процесс эвакуации 2,5 тысяч заводов за Урал, организация снабжения армии в невероятно тяжёлых условиях.
В результате теперь уже желающие сдаться врагу оказались изгоями в коллективе, с которыми не церемонились. Когда в Москве в 1942 году было введено осадное положение и все призывающие к отступлению, побегу или сдаче были названы паникёрами, подлежащими расстрелу, сами люди сдавали таких паникёров для скорейшего суда. Ведь тогда коллективы были основой жизни всего общества, а не только армии, так что в равной мере духом борьбы прониклись и военные, и гражданские коллективы.
В основу победы легло всё то же преклонение русских перед официальным социальным статусом, а высшая власть и командующие офицеры были кровно заинтересованы в сопротивлении (тот же пример командования Западным фронтом стоял у всех перед глазами), послушность воле коллектива, а также низкая самоорганизация при высокой степени предрасположенности к организации извне, когда Сталин жёстко организовал вертикаль и заставил государственную машину работать как часы на победу. Так что победе мы обязаны теми же чертам менталитета, что и поражению в первые месяцы войны. Только теперь за победу играли и иные качества: невероятная терпеливость русских, граничащая с упорством, развитая смекалка и способность к обучению, способность принимать происходящее чрезвычайно близко к сердцу, переживая за других и за страну, как за себя самого, и ряд других.
Интересно взглянуть на анатомию коллектива в случае настроя на поражение и в случае появления элемента сознательности в поведении. В первом случае мы имеем следующую ситуацию. Коллектив заинтересован только в своём самосохранении, в минимизации внешнего ущерба для его членов. Скажем, подразделение оказывается в окружении. Связи нет, офицеры растеряны, не знают, что делать, не требуют активных действий и даже сами тихо или явно паникуют. Солдаты растеряны, не хотят умирать без толку, считают сопротивление бесполезным. Их в этом убеждает как невнятная позиция офицеров, так и прущий со всех сторон неприятель, превосходящий численностью и техникой. Не хватает патронов, горючего, своих самолётов в воздухе нет, так что там царит вражеская авиация, действующая особенно деморализующе (угроза сверху для человека или животного почему-то всегда сильно отзывается на психике, склоняя к панике). А тут ещё и листовки на позиции сыплются с предложением сдаваться, те же «Пропуска в плен», орут громкоговорители фашистов, призывая сдаваться и обещая хорошие условия. Также фашисты обещают какое-то непонятное освобождение от чего-то (для многих что коммунисты, что монархисты – без разницы, главное, что это представители власти), так что смена власти на новую не сильно задевает. Официальные лидеры вместе с сержантами ощущают настрой офицеров, настрой солдат и принимают решение сдаваться. Действительно, выжить при таком настрое офицеров, отсутствии материальных средств и отдалённости командования почти нереально, а умирать не хочется, тем более что в случае сдачи предлагают сохранение жизни и просто очередную смену власти. Проявляется то, ради чего существует стандартный коллектив – ради своего самосохранения и улучшения положения своих членов за счёт совместной жизни. Очевидно, что для коллектива в такой ситуации выгодно именно сдаться, никаких стимулов для обратного у его членов нет. И тут какой-то ненормальный кричит, что он сдаваться не собирается. Его тут же забивают прикладами свои по указанию официальных лидеров. Одно подразделение на предложение сдаться ощетинивается оружием и заявляет о готовности идти на прорыв. Официальные лидеры понимают, что таких прикладами не забьёшь, многие пострадают, поэтому их отпускают. В обоих случаях проявляется свойство коллектива либо принуждать непокорных к покорности, либо вытеснять из коллектива, если принудить не удаётся.
Теперь посмотрим, что изменилось после закручивания Сталиным гаек и его идеологических акций. Подразделение снова попадает в окружение. Связи нет, но офицеров это не смущает: они знают, что сдача будет означать для них в случае последующего возвращения к своим конец карьеры, возможно, даже расстрел; они также представляют, что такое иной порядок, обещанный фашистами (им об этом довольно подробно рассказывали политруки, да и средства массовой информации сообщали о лагерях смерти). Солдаты понимают, что враг занял их дома, и тоже имеют некоторое представление о поведении врага на захваченной территории. Они также знают, что на Востоке свои, что они ведут борьбу, что вся страна работает на фронт, включая и тысячи вывезенных за Урал военных заводов, товарищ Сталин в Москве и никуда уезжать оттуда не собирается, а всё это значит, что власть борется и верит в победу. Солдат тут же вспоминает сцены героических подвигов, о которых он слышал от политрука или читал в СМИ. Официальные лидеры видят настрой офицеров и солдат и решают поддержать офицеров в стремлении прорываться на Восток. Все члены коллектива мотивированы на бой, и выживание коллектива теперь ассоциируется не с сиюминутным выживанием даже всех его членов, а с выживанием всей страны и победой. И тут один из солдат начинает кричать о необходимости сдаться, размахивает «Пропуском в плен», скинутым с очередного фашистского самолёта. И его… правильно, крутят и помещают под арест, а один из офицеров, почувствовавший себя Наполеоном нашего времени, решает, что солдатам нужен пример и принимает решение расстрелять паникёра. Так коллектив и официальные лидеры в едином порыве вытесняют несогласного. Из штаба приходит приказ держаться до конца, чтобы выиграть командованию несколько дней для сосредоточения войск и ликвидации неожиданного прорыва неприятия, и всё подразделение как один человек гибнет, постоянно контратакуя и до последнего сковывая на себе значительные силы неприятеля. Несколько раз во время борьбы подразделение оказывается на грани паники, но офицеры выстрелами в воздух и своим примером, бросаясь на танки, останавливают возможное бегство подразделения, а последний оставшийся в живых боец подпускает фашистов вплотную и, уже плохо соображая, но помня, как умирали рядом его товарищи, взрывает в своих руках гранату.
Все эти примеры из нашей истории говорят об исключительной важности действующих в коллективе правил поведения и осознания коллективом своей роли в армии. Эти правила и степень сознательности варьируются от полного безразличия и готовности принять любое решение, в том числе и сдаться, до готовности умереть, но выполнить ОСОЗНАННУЮ задачу. Так что многие из тех людей, которых мы считаем героями, обязаны своим геройством жёсткой позиции коллектива и официального командования, в рамках которой эти герои выполняли рутинную задачу. Коллектив и официальная иерархия при этом не оставили им выбора, буквально вынудив стать героями. Здесь нужно помнить и главу «Награды», из которой очевидно, что далеко не все достойные люди получают награду. В том числе и в силу всех этих причин на первый взгляд бредовая практика награждения в СССР не одного человека, а всего коллектива завода, военного училища или присвоения воинскому подразделению статуса гвардейского, более отчётливо подчёркивает историческую суть явления, нежели награды отдельным людям.
Я вовсе не хочу умалять личный подвиг многих наших соотечественников, которые как в рамках коллективов, так и вопреки их воле, совершали самоотверженные поступки. Не одними коллективными правилами поведения жив человек, в том числе и человек армейский. Огромное значение играет также позиция официальных лидеров – офицеров, армейская дрессировка, особенности менталитета, а равно и состояние человеческого материала, то есть то, как воспитан и обучен человек в массе своей ещё до армии. Не последнюю роль играет и характер человека, его уникальные особенности личности. Вместе с тем, все эти феномены по отдельности общеизвестны, а вот такой фактор, как воздействие коллектива, обычно не учитывается вообще. Мы же можем со всей ответственностью утверждать, что только тот полководец добивался успехов, который умел использовать все эти факторы в совокупности. В российской же истории нашим полководцам требовалось всегда в первую очередь учитывать именно феномен коллектива. Достаточно вспомнить хрестоматийный пример Петра Первого, который для противостояния коллективному духу и его всемерного использования ввёл Воинские Уставы, поднял статус офицерства и совершил ещё множество мелких действий по усилению дисциплины и сознательности в войсках (здесь нужно помнить, что даже дворяне того времени начинали служить солдатами и имели равные с недворянами возможности к производству в офицеры за отличие), которые в совокупности позволили ему создать наиболее боеспособные на тот исторический период вооружённые силы в мире.